Флер медленно потянулась за бутылкой, потом сделала большой глоток.
— В общем-то это сложная история, — наконец проговорила Флер. — Она началась еще до моего рождения…
Почти два часа рассказывала Флер. Им пришлось перейти к ней в номер, потому что желавшие попасть в туалет нетерпеливо стучали в дверь.
Кисеи свернулась на одной из огромных двуспальных кроватей, Флер села в изголовье другой, прижимая к груди бутылку шампанского, помогавшую снова пережить прошлое. Кисеи иногда прерывала односложной оценкой упоминаемых в рассказе людей, но Флер оставалась почти беспристрастной. Шампанское определенно помогает, если хочешь вывалить все, что накопилось в душе.
— Кошмарная история! — воскликнула Кисеи, когда Флер наконец закончила. — Не знаю, как только ты не рассыпалась на куски, рассказывая это.
— Я выплакалась, Кисеи. Знаешь, если долго живешь с чем-то трагическим, оно со временем становится обыденным.
— Как «Царь Эдип»! — воскликнула Кисеи. — Я участвовала в хоре, когда мы играли эту пьесу в колледже.
Флер кивнула:
— Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.
Кисеи перевернулась на спину.
— Вот где ключ ко всему.
— Как ты вычислила?
— Дай мне характеристику трагического героя.
Флер минуту подумала, но шампанское мешало сосредоточиться.
— Ну, это человек, достигший высот и падающий вниз из-за высокомерия или такого греха, как гордыня. Он все теряет, достигает катарсиса, очищение происходит через его страдания.
— Или ее страдания, — вдруг подчеркнуто сказала Кисеи.
— Моего?
— А разве лет? Ты была на самом верху жизни и явно пала вниз.
— Какой же у теня грех?
— Плохие родители.
Поздним утром, когда девушки приняли душ и аспирин, выпили кофе в номере, в дверь постучали. Кисеи открыла и громко вскрикнула. Флер посмотрела поверх головы подруги и увидела Саймона Кэйла. Кисеи кинулась к нему в объятия.
Они втроем завтракали во вращающемся обеденном зале на вершине Олимпийской башни Мюнхена, откуда можно было увидеть Альпы, что в шестидесяти милях от города. Флер услышала историю давней дружбы Кисеи и Саймона. Их познакомил вскоре после появления Кисеи в Нью-Йорке их общий друг, один из одноклассников Саймона, они вместе учились в Джуллиарде. Саймон Кэйл, как выяснила Флер, был таким же грозным, как Санта-Клаус.
Он смеялся, осторожно вытирая уголок рта салфеткой.
— Ты бы видела Флер, когда она отшивала нашего короля Барри страшным рассказом о венерической болезни, — говорил он Кисеи. — Она была великолепна.
— Ты ей не помогал, правда? — Кисеи толкнула его далеко не нежно. — Насколько я тебя знаю, ты посмотрел на нее этим своим взглядом: «Я ем белых девочек на завтрак. Чтобы позабавиться».
Саймон, казалось, обиделся.
— Я не ем белых девочек на завтрак уже несколько лет, Кисси. Как ты можешь подумать такое?
— Саймон — гомик, — сообщила Кисеи подруге. Потом громким шепотом добавила:
— Не знаю как тебе, Флеринда, но для меня «голубые» — это личное оскорбление.
К концу завтрака Флер понравился Саймон Кэйл. Под циничным обликом скрывался добрый, милый человек. Она наблюдала за его приятными манерами, аккуратными жестами, и ей казалось, что он чувствовал бы себя уютнее в теле девяностофунтового слабого существа. Видимо, поэтому он ей и нравился. Они оба жили в теле, в котором не ощущали себя дома.
Когда они вернулись в отель, Саймон пошел звонить, а Кисеи и Флер отправились в номер Барри. Казалось, там все было более-менее в порядке после вечеринки. Обитатель номера нервно расхаживал по ковру. Он так обрадовался Кисеи, что едва слушал захватывающую дух ложь о причине опоздания. Только через несколько минут он заметил Флер и, указывая взглядом на спальню, дал понять, что ее присутствие нежелательно. Флер притворилась, будто не замечает.
Кисеи наклонилась к нему и что-то зашептала на ухо. Он слушал, и на лице его появлялся ужас. Закончив, Кисеи опустила глаза в пол, как нашкодивший ребенок.
Барри посмотрел на Флер. Потом на Кисеи. Потом снова на Флер.
— Это что такое?! — завопил он, — Эпидемия?!
Две недели отпуска, которые. Кисеи взяла в галерее, кончились.
Они с Флер со слезами попрощались в Хитроу. Флер обещала позвонить в тот же вечер за счет Паркера Дэйтона. Она вернулась в отель в подавленном состоянии впервые после начала работы. Она скучала по юмору Кисеи и ее легкому взгляду на жизнь.
Через несколько дней она затосковала по ней еще сильнее. В этот самый момент ей позвонил Паркер и предложил работать у него в Нью-Йорке за двойную плату. В панике, ошарашенная. Флер повесила трубку и набрала номер Кисеи в галерее.
— Но я не понимаю, чему ты удивляешься, Флер? Ты разговариваешь с ним по телефону два-три раза в день, он оценил твою работу, как и все остальные, кстати. Он, может, и дерьмо, но не дурак.
— Я… я еще не готова вернуться в Нью-Йорк, Кисеи. Слишком быстро.
Кисеи, находясь на расстоянии в три тысячи миль, хмыкнула.
Этот звук донесся по проложенному на дне океана кабелю до Флер.
— Надеюсь, ты не начнешь снова скулить, а? Жалость к себе убивает твои сексуальные порывы.
— Их не существует.
— Слушай! Ну что я тебе говорила?
Флер крутила провод в руке.
— Кисеи, все не так просто.
— Будешь это твердить, снова окажешься там, откуда выбралась месяц назад. Кончай жить как страус, Флеринда. Пора вернуться в реальный мир.
Кисеи легко говорить, подумала Флер. На самом деле все гораздо сложнее. Сколько она продержится в Нью-Йорке неузнанной, если работа с Паркером не пойдет? Что тогда? В животе заурчало, она вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела. Кстати, еще одна перемена в ее жизни. Джинсы болтались на талии, а волосы отросли ниже ушей. Она становилась другой.